среда, 7 февраля 2018 г.

ИРИНА ВОЗДВИЖЕНСКАЯ. РОЖДЕНИЕ СТИХА



ИРИНА ВОЗДВИЖЕНСКАЯ

член Ялтинского литературно-общественного союза «ЯЛОС», член Союза писателей Республики Крым, автор семи поэтических сборников, в том числе: «Рождение стиха», «Заветный Крым», «Ялта».




Саксофонистка

 Без целлюлита и морщин,
Экстаз, порыв и грех кромешный —
Зажгла растерянных мужчин
И разозлила жён, конечно.

Как хищный маленький грифон,
Их очи резала, как тёрка.
«Какой шикарный СЕКСофон!» —
В восторге ахнула галёрка.

Качала бёдрами, склонясь
До кривизны Пизанской башни,
Минутой насладилась всласть
И завела с толпою шашни.

Харизму публике отдав,
В коротком золотистом платье,
Вновь извивалась, как удав,
С поющим «фаллосом» в объятьях.

Фемида сбросила вуаль
И изрекли, виденью рады:
«Какой чудесный фестиваль,
Ей – высший балл и все награды!!!»

И полетели души ввысь,
И саксофон рыдает снова,
Но здесь поэты собрались,
Саксофонистка же – ни слова…

Жюри прессуя, как трамвай,
Жужжит толпа сакраментально:
«Не критикуй, а приз давай,
Ведь это жанр – оригинальный!»

Ялта, фестиваль «ЯЛОС-2016»
Дай мне, Господи, долгую жизнь

Дай мне, Господи, долгую жизнь,
Подари мироздания прелесть,
Чтобы – с теми, кто здесь собрались,
И за тех, песня чья не допелась…

Освяти предрассветный мой час,
Где молитва тебе, будто диво,
Чтоб узнать, что же хочет от нас
Сила та, что на свет породила.

Дай мне, Господи, долго пожить,
Не гони раньше срока на дыбу,
Хоть до неба грехи и лежит
На душе неподъёмная глыба.


Хоть печали мои глубоки
И ошибок – как в море песчинок,
Щедрой дланью своей пресеки
С непреклонной судьбой поединок.

Дай мне, Господи, жить много лет
Как в цветущей обители Рая,
Без тревог, испытаний и бед,
Хоть понятно, что так не бывает.

Чтоб со скорбным и стиснутым ртом —
Ведь я знаю, как это непросто —
Не теперь, а когда-то потом
Люд оплакал меня на погосте.

Дай мне, Господи, долго прожить,
Как цветок, расцветать на рассвете,
Как голубку, мечту сторожить,
Праздник ждать, что так ясен и светел.

Чтоб без зависти и укоризн
Моим дням подводили итоги.
Дай мне, Господи, долгую жизнь,
Чтоб Любовь простирала дороги.

Поэту Владимиру Зюськину

Тьма впечатлений от событий разных
Не гаснет в памяти моей, но Крым —
Статья особая. Его открыл
Я для себя когда-то, словно праздник…

Владимир Зюськин
Отсвет люстры блестел полукругом,
Рассказал он без вычурных слов,
Как в заветную Ялту с супругой
Добирался двенадцать часов.

Молвит тихо и выглядит просто,
Скромный лик и не сажень в плечах —
Он совсем не гигантского роста,
Но гигант в стихотворных речах.

Пусть часы рассыпают песчинки,
Краткость встречи, как дар, унесём —
Он Цветаеву мог без запинки
Вслух читать, позабыв обо всём…

Ну, а после, явившись на сцене,
Громогласно поведал свой стих,
И дивились такой перемене,
И галдёж в зале зрительном стих.

Вспоминая знакомое имя,
Не уйти от упрямой молвы:
«Среди прочих поэтов Владимир
Как цветок средь пожухлой травы!..»
Посылая вдогонку приветы
И охапку восторженных слов,
Я желаю Вам многие лета,
Вдохновенья и новых стихов.


Ялта, фестиваль «ЯЛОС-2016»
Льву Болдову

Над притихшей квартирою
Каплет оттепель с крыш.
Я тебя ампутировал.
…Отчего ж ты болишь?

Лев Болдов

Крутится старой земли круговерть,
Тайные страхи и мысли наги,
И только смерть, вездесущая смерть
Вмиг расставляет все точки над «i».

Ночка темна и не видно ни зги,
Стылый сквозняк под окошком поёт,
Что-то нелепое точит мозги,
Что-то безумное спать не даёт.

Слышится времени вкрадчивый стук,
И не надышишься стиснутым ртом,
Если ты алчен был, злобен и сух,
Не огорчатся потомки потом.

Будешь ты с Господом светел и смел,
Будет торжественно-траурным зал,
Если ты что-то хорошее спел,
Если ты путное что-то сказал.

И если путы развяжутся вдруг
И на ресницах застынет роса,
Будет тебя вспоминать старый друг,
Будут тебя обнимать Небеса.

«Ты себя ампутировал, резко, фатально, нежданно…»

Ты себя ампутировал, резко, фатально, нежданно,
На погосте жужжит завывание долгой зимы,
И разводим руками, уже принимая как данность
На портрете твоём убедительность чёрной каймы.

А у нас суета, невесёлые серые будни,
А на море то ласковый штиль, то солёный прибой,
А в душе мишура, перемешано «было» и «будет»,
Пред иконой неловко, и снова с рассветами в бой…

Умирает закат, и на голову ливни и бредни,
Неуютно и скорбно в иудовом мире немом,
Где жужжащий компьютер – единственный наш собеседник,
А молчанье твоё – неподъёмным на шее ярмом.

Как здесь жить-поживать, чтоб не больно, не стыдно, не тошно,
В чём же соль бытия, подскажи нам с Небес, с Высока —
Может, в этом листке, что в углу незатейливом брошен,
Где вдруг молнией сердце твоя опалила строка?

Агнец божий исчез, подарив ослепительный отсвет,
После траурных дат наступила гнетущая тишь.
Ты себя ампутировал, нас оставляя в сиротстве,
Без правдивых пронзительных строк, отчего ж ты болишь?..

Я живу на высокой горе

Я живу на высокой горе
И хвалу ей пою не случайно —
Тихо внемля весенней поре,
Здесь парит первозданная тайна.

Ей читаю молитвы в обед,
В поздний час и за утренним кофе,
Хоть порой, между бедствий и бед,
Я её называю «Голгофой».

Здесь, в стране облаков-паутин,
Сыплет дождик прозрачные струи
И, как розовый яркий павлин,
Цвет акации южной волнует.

Освещая сгустившийся мрак,
Молвит лучик луны златобокой:
«Убегая от шумных зевак,
Ты зачем забралась так высоко?»

И ему отвечаю: «Затем,
Чтоб витать в облаках непрестанно»,
И бегу от невзгод и проблем,
И карабкаться вверх не устану!

Пусть грядёт ураганов пора
И стекают дождинки за ворот,
Донимают то снег, то жара,
И гнетут килограммы и возраст —

Здесь, к несметным клонясь чудесам,
Пьёт нектар непоседливый бражник,
Раскрывает объятья Дарсан,
Спорит с рифмами хаос бумажный;

Скрипнув старым окном на заре,
Окунаешься в синюю небыль…
Я живу на высокой горе —
На полшага приблизившись к Небу.

Чеховская Ялта

Дом с мезонином и бликами сонными,
Юкки, драцены, бамбук и подснежники,
Бунин, Толстой и скамейка под клёнами,
Дама с собачкой и ворохи нежности;

Полуулыбка, пенсне, обаяние,
Вечер в саду, соловьи, одиночество,
Что на лету перехватит дыхание —
Неотвратимый рефрен и пророчество.
  
Доктор, шампанское, думы пространные,
Ночь и последняя фраза писателя,
Скромный удел утомлённого странника —
Жить элегантно, погаснуть блистательно…

Бренность, как карточный домик, обрушится,
И лишь на миг наша суетность краткая,
Но навсегда – Белой Дачи радушие,
Вешних садов дуновение сладкое.

Пьесы, театр, благодарные зрители,
Крымские годы со славными вехами —
Всё в этом южном раю упоительном
Накрепко связано с именем Чехова.

Здесь, под цикад своенравное пение,
Строки рождались заветные, гордые,
Низкий поклон и моё восхищение
Чеховской Ялте – великому городу.


Комментариев нет:

Отправить комментарий